2006

Февраль 2006: Мой комментарий к прошедшим недавно выборам в Канаде

Однажды Авва Антоний получил от императора Констанция письменное приглашение, чтобы он пришел в Константинополь. Авва Антоний рассуждал, что ему делать.

— Потом говорит Авва Павлу, ученику своему: должно ли мне идти?

Тот отвечал ему: если пойдешь, — будешь Антоний, а если не пойдешь, — будешь Авва Антоний.

[ *) Св. Антоний Великий родился в Египте около 250 года от благородных и богатых родителей, воспитавших его в христианской вере.
Он основал отшельническое монашество. Несколько отшельников, находясь под руководством одного наставника — аввы, жили отдельно друг от друга в хижинах или пещерах (скитах) и предавались молитве, посту и трудам. Несколько скитов, соединенных под властью одного аввы, назывались лаврой.

Преподобный Антоний скончался в глубокой старости (106 лет, в 356 г.) и за свои подвиги заслужил наименование Великого.

Имеется его жизнеописание, составленное Св. Афанасием Великим. ]

2006_август Ильф и Петров (О книге Евгений Петров Мой друг Ильф. Москва, "Текст," 2001.)

Многие трагедии революции хорошо видны (как всегда, к сожалению, задним числом) на примере судьбы книг Ильфа и Петрова — любимого чтения советской интеллигенции, ставших сразу же бестселлером; во многих компаниях знание их книг чуть ли не наизусть было признаком “своего,” принадлежности к элите.

Авторы — профессиональные газетчики, очеркисты, то есть мастера фельетона, скетча, шаржа, зарисовки; так же они и построили по привычке романы (особенно первый); такое ощущение, что это не Остап Бендер движется по жизни, а, наоборот, это ему показывают один эпизод за другим и делают его героем. Это фактически серия фельетонов, объединенных общим обаятельным и талантливым героем и не менее талантливыми и обаятельными авторами. И в то же время романы — “моментальная фотография” (со всеми её недостатками) России того времени, написанного в уникальное время; перефразируя оригинал, можно сказать, что “Советского человека ещё нет, а русского человека уже нет” — есть только толпа “отвязанных” персонажей,” носящихся по житейскому морю без руля и ветрил (эдаких люфтменшей, Luftmensch) в момент, когда капитаны корабля, заведшего страну в один тупик, сцепились в мертвой схватке за право вести её в следующий.

Долгое время эти книги были для большинства из нас почти что единственным источником информации о жизни той странной эпохи (романРастратчики В. Катаева и книги Мих. Булгакова были изданы и переизданы совсем недавно, и только единицы читали Б. Ясенского Человек меняет кожу.) И герои Ильфа и Петрова стали — явно вопреки желаниям авторов! — сразу же орудием идеологической войны. Ненавидящие Россию и всё русское увидели в них (и продолжают видеть — ср. книгу А. Курдюмова В краю непуганых идиотов. Книга об Ильфе и Петрове) “свинцовые мерзости русской жизни”; другие считают, что авторы-русофобы изобразили нам не ораву жуликов и простаков, а весь русский народ. Романы на деле не то и не другое: авторы отразили (как зеркало) НАСТРОЕНИЯ той эпохи — и со временем и сами поняли это. Так, Е. Петров писал:

“Мое представление о революции. Я всегда был честным мальчиком. Когда я работал в уголовном розыске, мне предлагали взятки, и я не брал их. Это было влияние папы-преподавателя. С революцией я пошел сразу же. Нэп поразил меня своим великолепием. Мне было обидно. Но я понял, что это уже какой-то жизненный фундамент. До сих пор я жил так: я считал, что жить мне осталось дня три, четыре, ну максимум неделя. Привык к этой мысли и никогда не строил никаких планов. Я не сомневался, что во что бы то ни стало должен погибнуть для счастья будущих поколений. Я пережил войну, гражданскую войну, множество переворотов, голод. Я переступал через трупы умерших от голода людей и производил дознания по поводу семнадцати убийств. Я вел следствия, так как следователей судебных не было. Дела сразу шли в трибунал. Кодексов не было, и судили просто — "Именем революции...". Я твердо знал, что очень скоро должен погибнуть, что не могу не погибнуть. Я был очень честным мальчиком. Но тут в нэповской Москве я вдруг увидел, что жизнь приобрела устойчивость, что люди едят и даже пьют, есть казино с рулеткой и золотой комнатой.” [Петров 2001, с. 134.]

Хуже того, пережив свои психологические кризисы, революционеры и особенно их попутчики начала вовсе сомневаться с основных целях и ценностях революции:

“Ни в одном из современных энциклопедических словарей нет слов: честь, честность, любовь, верность, преданность. Когда происходила Октябрьская революция, эти идеалистические понятия были заменены ленинской формулой о том, что морально то, что полезно пролетариату. Но революция победила. Следовательно, лозунг "Морально то, что полезно пролетариату" должен быть заменен лозунгом — "Морально то, что полезно народу", то есть человечеству, проживающему в границах СССР и угнетенному человечеству в остальном мире. А если полезно народу, то полезно государству, которое этот народ действительно представляет. Государству полезна честность, преданность, верность. Еще год тому назад оно было на краю гибели только потому, что в партии было предательство и двурушничество. Почему же в школах до сих пор нет популярных учебников этики, которые с детских лет воспитывали бы в людях понятия честности, верности и любви. Была плоха буржуазия, которая пользовалась ими, чтобы утвердить свою власть. Теперь же, очищенные от власти денег, эти понятия, и только они, смогут привести наш народ к коммунизму.”(Из записной книжки Евгения Петрова) [Петров 2001, с. 231-232.]

Поэтому к концу 20-х годов кто-то понял, что если не начать всё вновь, то революции “хана.” И хотя Сталин и его группа отказались от прямолинейного варианта антикультуры с её 100%-ным отрицанием основных ценностей и норм, предложенная ими “модель” тоже была далека от традиционного русского общества (что, собственно говоря, и предопределило и “оттепель” Хрущёва, и “перестройку” 1991 г.) Сталинский отказ от варианта Ленина-Троцкого-Радека шёл во многом (возможно, по политическим, а, вероятно, и по личностным причинам) по алгоритму “шаг вперед, две назад…” Хотя говорилось о строительстве новогообщества (во всех смыслах, в том числе ведь и в антимарксовом!), тем не менее отказаться от идей (или хотя бы риторики) “пролетарской революции,” “классовой борьбы,” “пролетарской культуры” с её пролетарскими ценностями и нормами поведения никто не захотел или не смог. Видимо, поэтому труды Сталина (Краткий курс истории ВКП(б),Вопросы ленинизма и пр.) полны цитат из Маркса, Энгельса, Ленина, утопистов, Чернышевского. Поэтому же и ругали Ильфа с Петровым (были даже идеи издать соответствующее постановление на уровне ЦК… См. постановление Союза писателей СССР и готовившееся постановление секретариата ЦК [Петров 2001, сс. 308-318]): даже юмористический авантюрный роман может стать в рамках антикультуры объектом политической борьбы.

[Они и сами отчасти дали для этого повод: по возвращении из США в 1936 г. они написали Сталину письмо с критикой идеи создания на юге СССР специального киногорода, объясняя это тем, что и американцы в современных условиях — то есть в 1936 г. — высказывали им сомнения в обязательности съёмок только в Калифорнии (желающие могут сами убедиться, посмотрев Унесённые ветром, снятый позже — и всё равно в основном в павильоне). Реакция Сталина была негативной[см. Петров 2001, сс. 271-278]; суть его системы была — если человек полезен, его нужно использовать и давать ему дорогу; а от вредных нужно избавляться. Идея южного киногорода явно была инспирирована или поддержана Г. Александровым, только что с успехом снявшим ПОЛЕЗНЫЙ системе фильм (Весёлые ребята), снятый именно на юге. И сам Александров, и его методы были весьма “голливудовы”; но при всём при том он снял фильмы, которые и до сих пор приятно смотреть: хороший ремесленник шьёт хорошо — и по желанию заказчика…]

Сталинская модель была основана всё на тех же идеях антикультуры — если не на её ценностях, то уж точно на её организационно-технических приёмах (тотальная власть государства со вмешательством верхов в дела низов; секретность; безусловное подчинение: “ты начальник, я дурак…”) Сталин не смог или не захотел вернуться назад к России — как Монк в Великобритании “переигравший” всё назад после смерти Кромвеля. Поэтому его преемники (или может быть, убийцы?) просто продолжили дело антикультуры. Но к этому времени на Западе уже появились свои идеи перевода капитализма в анти_К — и куда более эффективным путём! Мавр (Хрущёв) сделал своё дело — и стал не нужен. Так Сталин ещё раз доказал, что строить новое можно только и исключительно с помощью мотивации человека, уважения к нему, любви (даже пирамиды древнего Египта строились вовсе не только и не столько на принуждении — но это уже другая тема…): сидя на коне можно завоевать государство, сидя на коне нельзя управлять государством.

Резюмировать можно так: в СССР в 1917 победили красные; в 20-е годы — красные готовили Вторую революцию, уже в мировом масштабе; в 30-х “розовые” передавили красных; в 40-х годах “розовые” решили ещё и белых додушить (ср. постановление против Зощенко и пр.) В 50-х годах — безусловная, безоговорочная победа красных “мировых революционеров,” приведшая в 90-х к окончательному краху России.

В условиях начавшейся к 1930 году междоусобной гражданской войны между Мировыми Революционерами и умеренными любой человек попадал в ситуацию “Кто не с нами — тот против нас.” Волею случая Мировые Революционеры подхватили идеи и образы романов — и победившие первоначально в 30-х годах “розовые” (Сталин и его группа) не могли не среагировать — независимо от того, нравились ли романы и авторы кому-то лично или нет. Победа красных в 50-е годы и разрешение переиздать романы Ильфа и Петрова в 1956 г. (как и многие другие — Рабле Гаргантюа и Пантагрюэль, Месс-Менд М. Шагинян, гашековского Швейка, позже к концу 50-х — собрания сочинений С. Есенина и А. Писемского —но безВзбаламученного моря!) опять-таки не означали возврата к России (и даже хотя бы возврата к 20-м годам…) [Нельзя, кстати, и горевать о якобы тяжёлой судьбине Ильфа и Петрова: 1 января 1939 г. Евг. Петров награждён был орденом Ленина. (ист.: Власть и художественная интеллигенция. 1917-1953. (Под ред. А. Н. Яковлева. Cост. А. Н. Артизов, О.В. Наумов). М., Международный фонд "Демократия," 2002, с. 700.]

2006_08_18 Перечитал Уиндэма (Windam) День триффидов (написан в 1951 г.). Завязка: всемирная катастрофа делает примерно 99% населения Земли слепыми — и существующий мир рушится за ночь до основания. Случайно уцелевшим зрячим нужно спасти и восстановить (или хотя бы сохранить цивилизацию); герои романа ведут себя, однако, точно так, как наш современный Homo Sapience: они принимают современное общество как единственно правильное и единственно возможное, возникшее из ничего на ровном месте; поэтому в ситуации, когда ВСЕ прежние обряды, обычаи, ритуалы [NB: не путать с ценностями!] перестают иметь смысл.

Их первая коллизия — они не понимают (как и большинство) смысла стоящей перед человеком и человечеством проблемы: что важнее — вид или индивид? То есть: что важнее, сохранить человеческое лицо в собственных глазах (то есть с точки зрения того "Я-образа," который создан современной цивилизацией — да ещё отличается от культуры к культуре), помочь нескольким слепым — и погибнуть вместе с ними же в недалёкой перспективе) — или же быстро создать какие-то свои поселения, способные хоть как-то выжить и возможно возродить Социум?

Герои же, совершенно в согласии с "просветлённой" западной традицией, выбирают Третий Путь: "Умри ты сегодня, а я умру завтра." Они никак не задумываются о том, что тем самым не спасается ни вид, Социум, Человечество, ни (западный) индивид, который не в состоянии ни дня прожить без ванны, электробритвы и электрополотёра! То есть они постоянно пытаются подменить все виды социальной деятельности одной — адаптивной, АД.

Вторая коллизия — набор представлений героев о современном мире: современное потребительское общество вырастило Хомо Потребляющего (Homo Consumptorus) то есть существа, которое добывает творог из вареников, а в колодце ищет красный кран для горячей воды.

Герои не в состоянии себе представить полностью хотя бы одну "веточку" на древе жизнеобеспечения Социума.

Пример: нам для жизни нужны жиры, белки, углеводы; для получения углеводов мы потребляем пшеницу; следовательно, её нужно посеять, сжать, смолотить, перемолоть, сохранить, приготовить.

Тогда для этого нам нужны инструменты: лопата (или её эквивалент) для посева; серп для уборки, жернов для помола; дрожжи для хлеба…

Если лопаты сотрутся или проржавеют — из чего делать новые?

Следовательно, неизбежно появление последующих звеньев: например, школа, Знания, библиотеки, наука.

Поэтому нужно было набивать машину не только тоннами консервов или бензина, но, в первую очередь, "знанием": либо книгами/брошюрами (типа пионерско-скаутских "Как разжечь костёр" или "Как выделать шкуру зайца") либо брать с собой людей, которые это знают (пусть бы они были слепыми или даже инвалидами).

Они не понимают, что самая страшная проблема будет не для данного поколения, а для следующего, которое не видело экскаваторов или электродрелей.

Так появляется следующая ветвь: кто-то должен выжить (то есть на его долю при любых раскладах должна достаться "пайка"), кто смог бы следующему поколению а/ рассказать, что было; б/ рассказать, что будет, то есть ради чего жить и что делать дальше. [Говорят, что когда проанализировали многочисленные случаи спасения людей, потерпевших кораблекрушение и спасшихся на обломках, лодках или плотах, то обнаружили, что они гибли не от недостатка воды или пищи — они гибли от страха, неуверенности в возможности выжить. [Бомбар А. За бортом по своей воле. М., 1959, с. 14.] Это и есть "креативная деятельность," КД.

Как всегда, самая сложная функция (интегративная деятельность) достанется другим: тем, кто будет все эти "ветви" сводить вместе, тем, кому придётся их мирить, ободрять, решать проблемы, доказывать им, что мы выживем, что мы восстановим — и ради этого мы должны терпеть СЕЙЧАС (ибо, возможно, что только благодаря этому хотя бы через 100-300 лет удастся остановить деградацию…)

И ради того, отдалённого выживания целого рода Homo Sapience многое, что кажется "непросвещённым" действием (и многожёнство, и испытание незнакомой пищи кем-то из членов группы на себе, и добровольный уход больного из неё) будет полностью оправданным. (И тогда мы перестанем удивляться "дикости" аборигенов — ср. японский Сказ о горе Нараяма, где старуха-мать в 60 лет уходит из дома, чтобы не мешать оставшимся выжить…)

У организаторов будет только одна привилегия (конечно, если мы хотим выжить как вид!) — ответственность за неверное решение, за тупики и провалы.

Кстати, была когда-то игра о Робинзоне на острове; в ней крайне важно было планирование и удержание цели: слишком многие, достигнув некоего приятного или удобного уровня, предпочитают на нём и остановиться — как сегодня в США…

2006_08_28 Провели неделю в Кингстоне, который должен был бы стать столицей Канады, если бы не постоянные атаки американцев. В этом месте в озере Онтарио множество островов (так и называется "1000 островов"). И как всегда вокруг маленького уютного городка выстроили свой бидонвиль, заселённый выходцами из сотен стран. Так смотрится старый город с борта корабля:

Вид Кингстона с борта корабля

Там в Форте Генри (г. Кингстон, Fort Henry, Kingston, ON, Canada) в музее выставлена карта мира 1852 г., сделанная в честь королевы Виктории — и граница России на ней проведена много СЕВЕРНЕЕ Грузии, а Грузия обозначена как независимое государство — хотя она уже к 1805 г. вошла в состав Российской Империи. Британское правительство имело тьму разведчиков на Кавказе и не могло не знать, где именно проходит граница России с Турцией. Однако геополитические интересы требовали изображать положение дел желаемое, а не реальное… А мы сегодня спорим о том, кому могло понадобиться подделать всемирную или региональную историю. Ответ простой: "А кому угодно!"

В историческом городе много истории: в фотокопии газеты Toronto Daily Star от 7 мая 1945 г. — сообщении о безоговорочной капитуляции Германии: СССР в войне потерял 4,5 миллиона солдат и 15 миллионов мирных граждан (там же сообщалось, что потери США — 155 тысяч солдат, Великобритании — 307 тысяч солдат и 155 тысяч мирных граждан; при этом в данные по Великобритании включены потери и других стран — так, Канада потеряла 32 тыс. солдат! Во время войны никакие западные статистики и демографы не бродили по стране и не собирали данные; передвижение всех, а не только иностранцев жёстко ограничивалось (например, невозможно было купить билет!); следовательно, материалы о потерях СССР — это то, что западные журналисты и дипломаты получали от СССР! (А в интервью Сталина газете "Правда" 14 марта 1946 года говорится о 7 млн. (Собр. соч. т. 16)

2006_09_11 9/11: ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ. Пять лет назад утром я, допивая чай, перед тем как бежать на работу, глянул на экран телевизора — CNN внезапно изменила программу: из одной из башен Мирового торгового центра (WTC) торчал хвост самолёта. Поскольку уже несколько недель в Америке происходило что-либо столь же нелепое, я ещё было подумал позвонить Л. и посоветовать ей поскорее посмотреть, что ещё по пьянке можно натворить… Вдруг дрожащий голос диктора сообщил, что это большой Боинг и что в этом здании (это был НОРМАЛЬНЫЙ рабочий день, не предпраздничный!) обычно находится 50 тыс. человек…

В колледже у меня занятия отменили, на улицах все напуганы, ждали атаки и на Монреаль. Когда на следующий день занятия возобновились — студенты колледжа буквально плясали от радости, размахивали флажками, транспарантами; мои ученики зашли на Интернет и с гордостью показывали всё новые и новые антиамериканские сообщения (коллеги из университетов и школ говорили то же самое).

К несчастью, это только подтвердило мои самые худшие давние опасения; 21 ноября 1997 мы с Л. были у себя в кампусе (Loyola University of Chicago) на бесплатном для студентов и преподавателей сеансе широко разрекламированного фильма: президентский самолет захватывают русские бандиты, но смелый и находчивый президент в одиночку справляется с группой ребят, прошедших Афган… Фильм традиционно голливудский, звезда (Х. Форд, H. Ford) в роли президента США всё вывезет. Потрясло то, что во время самых тяжелых эпизодов, когда он на краю гибели (как же можно без suspense?) публика в зале смеялась! Это повторялось раз за разом; а когда почти победившие налетчики стоя торжественно слушали Интернационал, студенты только что не аплодировали.

Одного этого достаточно, чтобы понять, что ценности США изменились; часть студентов, конечно, была новыми иммигрантами из враждебных стран — Китай, Пакистан, арабы — но зачем они тогда нужны здесь?! Идет всё по накатанному русскому и советскому пути. Дело в том, что любое произведение искусства предполагает изначала, что имеется некий положительный герой, с которым зритель должен идентифицироваться или хотя бы солидаризироваться. Даже Обломов предполагает некоего "героя за кадром" — антитезу Обломову. Зритель может не сопереживать, но обязан хотя бы ощущать, где "наши." Именно поэтому никто не позволяет демонстрировать чужие произведения: хочешь не хочешь, а никакие последующие беседы инструктора ЦК не заменят идеологического вреда… СССР был жив, пока мы сопереживали тонущему Чапаеву — говорят, были даже дети, верившие, что если прийти ещё раз, в какой-то день он, может быть, выплывет… Пока не появились анекдоты (типа совета тонущему Чапаю: "А ты чемоданчик с золотишком брось-то, В. И.!") всё могло повернуться куда угодно. Как только пошёл нигилизм — как и в XIX в. — всё, страны нет.

В СССР так и было: с 1917 г. сама идея страны, Родины, патриотизма была фактически законодательно запрещена, молодое поколение призывали "землю крестьянам в Гренаде отдать…" Фактически о Родине заговорили опять только с 1934 г. — в печально известной 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР (закон от 8 июня 1934 г.), которую интеллигенция и по сей день отождествляет с сутью тоталитарного режима (в ней впервые со времен "мировой революции" употреблялось это слово, заодно и "Измена Родине" наказывалась смертной казнью…)

То же самое происходит и здесь в Канаде: в школах отказываются изучать историю Великобритании и Канады ("it is too old and too boring!""Это слишком устарело; это слишком скучно.") Молодое поколение приучено смотреть на страну не как на Родину (Motherland, Heimat), а как на место временного проживания. Отцы-основатели канадской федерации, однако, видели Канаду как единую страну, связанную историей, единой системой коммуникаций, взглядами, "духом." Поэтому в конце XIX в. создаётся трансканадская железная дорога, а в XX в. — единая авиационная компания Air Canada (и по сей день во многие районы Канады "только самолётом можно долететь.") А ныне тихо, но настойчиво проповедуется мысль, что и эта железная дорога, и авиакомпания Канаде вовсе не нужны "по экономическим соображениям."

Старательно выращивается Джон, "не помнящий родства": канадское телевидение (CTV) сняло интереснейший фильм об одном знаменитом местном политике, оказавшим колоссальное влияние на судьбу и Канады, и всей Северной Америки — Рене Левек (René Lévesque). Фильм как в лучшие советские времена два года "мурыжили"; когда пустили на днях, в рецензии на него сказано: "Фильм невыразимо скучен." Ещё бы, в нём же никого не убивают, не насилуют, не расчленяют, никто не пробивает стальным кулаком стальные двери…

Что же удивляться, что студенты прыгали от радости 9/11?!

***

А в воскресенье вечером (10 сентября 2006 г.) канадское (но не американское!) телевидение (программа CBC) показало документальный фильм (2 часа) о странностях событий 9 сентября 2001 г.The Secret history of 9/11 (Секретная история 9/11): самолетам, которые должны были перехватить налётчиков, армия не смогла передать приказ. Единственный самолёт, который удалось найти Службе охраны президента, взлетел — но без какого бы то ни было вооружения (пилот рассказывает, как он собирался повторить подвиг Гастелло — просто таранить врагов). Высшее руководство страны просто не смогли поставить в известность о происходящем — и многие узнавали о происходящем только по телевидению.

Пишу я это не для того, чтобы, Боже борони, позлорадствовать; просто в течение десятилетий любимая тема российской интеллигенции: наша российская неорганизованность, отсталость, беспорядок — и из этого делался вывод о необходимости всё сломать и идти сдаваться супостатам. И сегодня, когда мы окончательно (и, боюсь, бесповоротно) развалили Россию, все продолжают одно и то же: "Мы дикие!" — и приводят какой-нибудь пример; "Мы отсталые!" — и вспоминают другой.

Оказывается, и в других странах бывают и неорганизованность, и проблемы — но никто не призывает брать Белый Дом (понятно, в Вашингтоне, московский мы уже брали…)

***

Одно из разветвлений "либерально-демократического гамбита" — осуждение Сталина за патриотическую кампанию конца 40-х годов; как-то в разговоре со мной лет 30 назад довольно известный и образованный физик с презрением сказал: "Ну, это же всё сталинские штучки, все же знают, что лампочку [накаливания] изобрел не [русский] Яблочков, а [американец] Эдисон. Недавно мы поехали в музей Эдисона (в штате New Jersey);  потратили полчаса в месте, обозначенном на карте — ничего не было, ни знака, ни стрелки, никто ничего не знает и даже имя Эдисона местному жителю ничего не говорит. Тогда в поисках ближайшего ресторана свернул на первую попавшуюся улицу — она и привела к музею. Так вот, в музее очень аккуратно сказано, что Эдисон НЕ ИЗОБРЁЛ, а усовершенствовал (чей-то?) проект лампочки. (см. об этом далее)

…А мы всё продолжаем поносить себя. Кстати, я до сих пор пользуюсь моей старой камерой Зоркий-4, купленной еще моим отцом в 1960 г. за 570 р. Она-то хороша, плёнка исчезла! И тогда камера такого класса — Первый приз на международной выставке фотокамер в Европе начала 1960-х годов — стоила здесь тысячи долларов (да и сейчас стоит). А нам учёные-экономисты твердили, что курс US$1 = 6,5 рублей (до 1961 г.) был-де экономическим нонсенсом и сталинским произволом.

2006_10_01Теперь понятно, почему о нас, русских, такая дурная слава: МЫ ТАЛАНТЛИВЫ!

Кн. С. Волконский так описывает ситуацию в России конца XIX в.:

"Вообще, озираясь на наше поколение, изумляюсь бесплодности его. Это были ненужные люди. Их мысли — это была живая вода, но они падали и уходили в песок; их чувства были непонятны окружающим, часто смешны; их дарования были неприложимы. Когда я говорю, что они были не нужны, то не с общечеловеческой точки зрения говорю, даже не с точки зрения России, но в тогдашней России, среди тогдашних вершителей русской жизни они оказались не нужны. Не нужна ясность умственная там, где царствует туман, где начеку стоят оглядка и расчет; не нужна искренность там, где награждается лицемерие. И они были не нужны, а в глазах многих даже опасны..." [Волконский 2002, с. 80.]

И, описав, записывает! Тем самым доводит до сведения других (в том числе в переводах до иностранцев). А мы, русские, обожаем печатное слово: уж ежели что записано, то точно правда… После этого поколения пи́сателей будут повторять анекдоты типа следующего:

"Однажды в гостинице уездного города наш инспектор народных училищ, проснувшись, позвал служителя и приказал ему чай подавать. Служитель не двигается.

— Что же ты?

— Да я жду-с.

— Чего ж ты ждешь?

— Да чтоб вы встать изволили-с.

— Да я встану, а ты только чай подавай.

— Да как же я стол буду накрывать, покуда вы в постели?

— Да мне не мешает.

— А простыня ведь под вами-с." [Волконский 2002, с. 80.]

А их читатели умилённо будут говорить: "Ах, какие мы, русские, дикие! А вот у них там, в США или Европе, там такого нет!"

А причина в том, что они, американцы, занятые сшибанием баксов, о себе не пишут не только такого, но и вовсе ничего. И поэтому получается, что мы дикие, а они нет.

Мы обожаем заниматься рефлексией, а та, в соответствии с православием, заложенным в нас веками, принимает у нас форму интрапунитивную: "Я плох, ибо я виновен!" Следовательно, нужно каяться.

А американец и не тратит времени на рефлексию, и не кается.

Не потому ли информация о них есть в основном у иностранцев, а американцы иностранцев не читают.

Например: нас учили, что алкоголики, пьющие “стакана́ми” только русские; вот, однако, свидетельство очевидца-иностранца, современника:

"В Америке не принято пить вино маленькими глотками, сидя за столом: здесь пьют стоя, вернее — на ходу. Будь вино холодным или горячим, смешанным или неразбавленным — американец глотает его залпом, а потом возвращается на место и там курит сигару или жует табак до нового приглашения: "Ну-ка, опрокинем по стаканчику!" " (Майн Рид, Квартеронка, XLVII.)

Мы, русские, с восторгом описываем лужу посреди города (Гоголь о Миргороде; ср. Ильф-Петров о "Старгороде"). А ведь американские городки такого же размера того же времени (например, середина XIX в.) были столь же грязными, и главные героини спрыгивали с подножек фургонов в грязь; а половые в салунах накрывали стол той же простыней, на которой спал постоялец — но американец на это не жалуется и не ест себя поедом; и уж тем более никто не кричит "Прощай, немытая Америка…"

Похоже, бесталанным живётся проще… И поэтому они свято верят такому своему представлению о Европе; американка, жена Джерри, главного героя романа Матти Ларни, иммигранта из Финляндии, говорит ему:

"Европейцам очень трудно понять, что значит школа, потому что в Европе, говорят, школ очень мало. Но здесь другое дело. В многих штатах обучение в школе является даже обязательным. Это совершенно ужасно! Даже маленькие дети вынуждены ходить в школу. Их заставляют учиться читать и писать, играть в мяч. Это действует на нервы. Я хорошо помню, каким нервным сделался Чарли, когда он ходил в школу и был в футбольной команде. Вот потому он теперь и старается помочь школьникам." [Ю.: Чарли — её брат, вместе с которым она собирается убить Джерри; в свободное от основной профессии время Чарли "помогает" школьникам, продавая им марихуану.] (Ист. — Матти Ларни,Четвёртый позвонок, с. 413.)

На первую страницу сайта  First page 
Русский Индекс English index
Вернуться к дневнику

Страничка создана 2006_01_01

Обновлена 2011_03_08