2012

2012_01_05 У нас такого участка как на фото нет, и наша ёлка простая и уютная: С Рождеством и Новым годом!

Ёлка и сегодня как в детстве кажется иногда чем-то совершенно потусторонним — и оставляет любопытные тени. . (увеличить)

2012_02_11 Прочёл дневники Лилианны Лунгиной, Подстрочник (и заглянул в фильм). Рекламы много, все спрашивают, читали ли мы — а толку чуть. Мемуары с моей точки зрения должны давать хоть что-то интересное, кроме перепевов чужих воспоминаний; ну зачем повторять то, что написала Светлана Иосифовна Сталина-Аллилуева? Это всё ведь уже написано — следовательно, мы можем прочесть это там. В своих мемуарах нужно писать о том, что видела сама — или хотя бы о том, что ты думаешь о том, что написали другие.

Поэтому в пухлом томике единственное по-настоящему интересное место — рассказ о её домработнице, о её жизни и похоронах. Всё остальное — интеллигентская болтовня: "Ах, Сталин такой, ах, Сталин сякой!" Однако вопреки рассказам "Мемориала" о том, что всех, кто как-то был связан с заграницей упекли в лагеря, ни она сама, ни её мать не были ни разу арестованы — а ведь провели "там," за границей, немало лет. Если не было прямого, часто шкурного доноса (а ведь доносили кто ни попадя, муж на жену, дети на родителей, соседи в коммуналке на соседей), то арестовывали не болтунов, и не по анкете, а за реальную деятельность в пользу той или иной фракции. Шаламова и Солженицына, например, посадили за протроцкистскую.

А так всё выглядит не более, чем рекламаа чужим воспоминаниям —тем более, что гарантии, что мемуары С. И. Аллилуевой были написаны ею самой, нет никакой. "Green card" американцы просто так не дают — ни тогда, ни сейчас, её часто нужно заслужить, а, следовательно, и отслужить.

2012_02_26 Чокнутая зима — без снега и морозов; и, похоже, столь же чокнутая весна: сегодня видел первые цветы!

(увеличить)

2012_03_01 Новый рецепт благотворительности:

Купить втридорога как можно больше всякой ненужной всячины;
раз в квартал все клозеты, шкафы и кладовки опорожнить — распродать за полцены;
а вырученные деньги отдать в благотворительный фонд.

(О первой такой супербогатой даме-благотворительнице уже рассказали на днях местные масс-медиа.) Это напомнило мне анекдот многодесятилетней давности: украсть ящик водки, продать за полцены, а деньги пропить.

2012_03_13 Новый рецепт производительности: нанять дешёвых разработчиков и технологов, сделать дрек. Нанять дешёвых рабочих — произвести дрек. Полученные сверхприбыли истратить на супердорогих адвокатов, которые в суде и парламенте докажут, что ваш д… — конфетка.

2012_04_07 В пасхальном номере газеты о Пасхе не слова, зато большой обзор: какая машина лучше всего для гольфа?

Рекомендован Порш. Причина: в нём много места для пиццы (и клюшек).

Это и есть рецепт "свободного общества": пахать как лошадь, чтобы тратить деньги как ишак?!

Ведь Порш стоит больших денег — и если он годится только для перевозки пиццы — значит, что-то "не в порядке с консерваторией."

И сразу вспоминается старый анекдот: "Ты слышал, на XXIV съезде решили, что в конце пятилетки все дадут по вертолёту!" — "А зачем?" — "Ну как, а вдруг мясо в Челябинске выбросят — вот и смотаемся!"

2012_05_21 Любопытные находки через десятки лет. Попался мне однотомник Н. В. Гоголя и перечитал я некоторые его вещи, которые последний раз читал в школе. Оказывается в наших хрестоматиях и учебниках тексты были, скажем мягко, несколько подредактированы. По крайней мере, Тараса Бульбу весьма старательно привели в "политкорректный" вид, выбросив многие крайне важные места. В нашем школьном изложении были сохранены в основном приключенческие линии: бои, панночка и Андрей. То есть всё то, с чем и Голливуд был согласен, снимая свой фильм, где от Тараса, Остапа, сечевой жизни не осталось ничего, зато на первом плане герой-любовник Тони Куртис в роли Андрея.

А ведь Н. Гоголь действительно написал шедевр! Теперь, зная историю Украйны и того, что делалось там, я — через столько лет! — могу понять это. Гоголь писал о Земле Русской — не разделяя её на Малороссию и Новороссию и не выводя никого из Лемурии. Если бы чаще вспоминали Тараса и его товарищей — может быть, в 1917 году страна бы не вступила на этот вековой путь падения в пропасть, в результате которого мы уже сейчас потеряли 50% населения, исконные русские земли рассеяны между тремя государствами, а вскоре и оставшаяся часть развалится.

В школе мы никак не обсуждали вопросы любви к родине через повесть Гоголя. Например, такое место (Тарас обращается к своим воинам перед решающим боем):

"Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всёх была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Всё взяли бусурманы, всё пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь - и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, - видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, - любить не то чтобы умом или чем другим, а всём, чем дал бог, что ни есть в тебе, а... - сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они всё, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, - так никому ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!"

Получается, что Гоголь знал — и, главное, ощущал — то, что отличает человека от животных. А сегодняшние профессора почему-то это благополучно забыли.

А, похоже, причина того, почему он знал, а они "забыли" (если когда-нибудь знали) — его вера. В другом месте он пишет: "…неизвестно будущее, и стоит оно пред человеком подобно осеннему туману, поднявшемуся из болот. Безумно летают в нем вверх и вниз, черкая крыльями, птицы, не распознавая в очи друг друга, голубка - не видя ястреба, ястреб - не видя голубки, и никто не знает, как далеко летает он от своей погибели..." И как же эти слова перекликаются с вековечными христианскими представлениями о том, что такое мир и почему люди крестятся. Достаточно сравнить с историей крещения Англии, описанной Бедой Достопочтенным: мы крестимся не для того, чтобы свечки ставить — это англы и саксы могли делать и в язычестве.

Иисус объяснил Начала и Концы — в этом причина необходимости слушать Его, а не языческого шамана.

2012_05_25 Они закрылись бронёй эгоизма чтобы выжить в долине отчаяния.

2012_06_10 Плавали по заливу на катере, показали нам старую подводную лодку и корабль (эсминец?) времён Корейской войны.

2012_06_16 Сборная наша по футболу продула заведомо слабым командам и не вышла в следующий круг чемпионата Европы — и продула по-дурацки. Сколько же можно повторять, что спортсмен (как и воин, и любой другой профессионал) — не наёмник, играющий за того, кто больше платит, а член общества. Если всё общество жаждет перебраться в заокеанские страны, то "кто же в лавке останется?!"

2012_06_17 С "прогрессом" не соскучишься. Только что нам рассказывали, что с телефончики (cell phones) вредны, ибо низкочастотные колебания способствую развитию раковых опухолей у молодых.

А теперь, вдобавок, оказывается, что их использование в грозу не рекомендуется — из-за разрядов.

Но ведь радио было защищено от грозовых разрядов очень давно, уже лет как 100. Что же мешает экранировать телефончики? Жадность? Поспешность? Или что?

2012_07_17 Читаю Арабески Н. Гоголя… Он написал всё так, как только и может написать поэт; и — как ни удивительно — его поэтические описания готики, или переселений народов, или украинских песен, красивее которых вряд ли что есть на свете, дают и уму и сердцу куда больше, чем сухие буклеты с перечнями того, что давно забыто. Его Аль-Мамун представляет собою маленькую жемчужину управленческого опыта для семинара на тему: "Как не нужно править государством."

Младший сын Гарун аль-Рашида аль-Мамун, ставши халифом необъятного Халифата, правил как учёный. Однако неурядицы и проблемы (от которых он, видимо, и погиб) доказали только, что "толпа теоретических философов и поэтов, занявших правительственные места, не может доставить государству твердого правления. Их сфера совершенно отдельна; они пользуются верховным покровительством и текут по своей дороге. Отсюда исключаются те великие поэты, которые соединяют в себе и философа, и поэта, и историка, которые выпытали природу и человека, проникли минувшее и прозрели будущее, которых глагол слышится всем народом. Они - великие жрецы. Мудрые властители чествуют их своею беседою, берегут их драгоценную жизнь и опасаются подавить ее многосторонней деятельностью правителя. Их призывают они только в важные государственные совещания, как ведателей глубины человеческого сердца. Много веков спустя это продемонстрирует на своём опыте теоретик Макиавелли, который не смог построить солдат…

Удивительного нет ничего: КД невозможно заменить ИД…

Аль-Мамун хотел быть и просветителем своего народа, но "упустил из вида великую истину, что образование черпается из самого же народа, что просвещение наносное должно быть в такой степени заимствовано, сколько может оно помогать собственному развитию, но что развиваться народ должен из своих же национальных стихий."

А уж когда аль-Мамун решил усовершенствовать Коран, дни его успехов были сочтены.

Он погиб, фактически развалив государство: "умер, не поняв своего народа, не понятый своим народом. Во всяком случае, он дал поучительный урок. Он показал собою государя, который при всем желании блага, при всей кротости сердца, при самоотвержении и необыкновенной страсти к наукам был, между прочим, невольно одною из главных пружин, ускоривших падение государства." Как было бы здорово, если все правители хотя бы узнали об этом — ведь они веками после него повторяют одни и те же ошибки…

Никогда не знал, что сам Гоголь написал что-то вроде "форума в лицах и костюмах" — пару сценариев пьес с обсуждением своего только что написанного и поставленного Ревизора ("Театральный разъезд после представления новой комедии," "Предуведомление для тех, которые хотели бы как следует сыграть "Ревизора" и "Развязка Ревизора.") И в них замечательные характеристики "критиков."

Например, об одном из только что посмотревших и глубокомысленно осудивших спрашивают, не глуп ли он. Ответ: "У него есть ум, но сейчас по выходе журнала, а запоздала выходом книжка — и в голове ничего." (Театральный разъезд).

В другом месте некий "умный" чиновник учит: "Я бы всё запретил. Ничего не нужно печатать. Просвещением пользуйся, читай, а не пиши. Книг уж довольно написано, больше не нужно."

Судя по всему, Гоголь собрал, возможно, подслушанные им (или его друзьями) где-то рассуждения публики — и они сами по себе достойны того, чтобы войти в какую-т0 пьесу. Например, такой перл: в ответ на замечание "добродушного господина," что это бессовестно — лгать и не чувствовать самому, Господин Хладнокровный отвечает, что всё же имеются и чувствительные: "Есть такие, которые чувствуют, что лгут, но считают уже надобностью для разговора: красно поле рожью, а речь ложью."

Гоголь справедливо обижается на суждения глупцов, утверждающих, что труд писателя вовсе как бы и не труд:

"Рассудите: ну, танцор, например,-- там всё-таки искусство; уж этого никак не сделаешь, что он делает. Ну, захоти я, например: да у меня, просто, ноги не подымутся. Ну, сделай я антраша -- не сделаю ни за что. А ведь писать можно, не учившись. Я не знаю, кто такой автор, но мне сказывали, что он невежа совершенный, ничего не знает, его откуда-то, кажется, выгнали."

"Но, однако ж, всё-таки что-нибудь он должен знать; без этого нельзя писать."

"Да помилуйте, что ж он может знать? Вы сами знаете, что такое литератор? Пустейший человек! Это всему свету известно, ни на какое дело не годится. Уж их пробовали употреблять, да бросили. Ну, посудите сами, ну что такое они пишут! ведь это всё пустяки, побасёнки. Захоти, я сей же час это напишу, и вы напишете, и он напишет, и всякий напишет."

"Да, конечно, почему ж и не написать. Будь только капля ума в голове, так уж и можно."

"Да и ума не нужно. Зачем тут ум? Ведь это всё побасёнки. Ну, если бы еще была, положим, какая-нибудь ученая наука, какой-нибудь предмет, которого еще не знаешь,-- а ведь это что такое? Ведь это всякий мужик знает. Это всякий день увидишь на улице. Садись только у окна, да записывай всё, что ни делается, вот и вся штука!"

Гоголь пытается — и, увы, безуспешно, если судить по Голливудам-Болливудам — убедить нас, что "Искусство уже в самом себе заключает свою цель. Стремленье к прекрасному и высокому -- вот искусство. Это непременный закон искусства; без этого искусство -- не искусство. А потому ни в каком случае не может быть оно безнравственно. Оно стремится непременно к добру, положительно или отрицательно: выставляет ли нам красоту всего лучшего, что ни есть в человеке, или же смеется над безобразием всего худшего в человеке. Если выставишь всю дрянь, какая ни есть в человеке, и выставишь ее таким образом, что всякий из зрителей получит к ней полное отвращение, спрашиваю: разве это уже не похвала всему хорошему? спрашиваю: разве это не похвала добру?"

Читаешь эти вещи — и действительно завидуешь! И Гоголь (ср. его размышления о преподавании истории и о средневековье), и Пушкин проявили столько понимания истории и её подлинных механизмов и процессов! И сегодня столь многим историкам и социологам они неведомы — и они продолжают скучно бубнить о нашествиях, производительных силах, цивилизациях (имея в виду, что только они одни цивилизованные, а все другие нет)… Воистину, учение свет, а неучёных тьма.

Писатели XVIII-XIX веков были и исследователями (ср. Татищев, Ломоносов) — и им приходилось постоянно отбиваться от превосходящих сил противника: западных недоучек, приехавших в дикую Россию учить разуму диких варваров.

Рецепт прост: и историк, и писатель должны делать одно и то же — с разными целями! — наблюдать человека в разных ситуациях и догадываться о том, что и как он будет делать в них дальше.

А "немцы" наблюдали и наблюдают только то, что и как сказал когда-то их кумир-теоретик или просто их же университетский профессор. Всё, что этому противоречит, ими отметается: возможное ранее крещение Руси, наличие возможного иного, не кирилло-мефодиева, перевода Библии и письма, иная хронология античности. Поэтому-то мы в России то Гегеля цитировали часами, то переписывали благоглупости Маркса, теперь переписываем вновь открытых деконструктивистов или Ясперса.

Для Пушкина или Достоевского критерии совсем иные: соответствует ли нечто возможному поведению человека в такой ситуации или нет, всё остальное, теоретическое — от лукавого.

Только в таком случае "сверхзадача" Ревизора для Гоголя была в ответе каждого человека перед тем Ревизором, который встретит нас в конце жизни: "Ревизор этот — наша проснувшаяся совесть, которая заставит нас вдруг и разом взглянуть во все глаза на самих себя. Перед этим ревизором ничто не укроется, потому что по именному высшему повеленью он послан и возвестится о нем тогда, когда уже и шагу нельзя будет сделать назад. Вдруг откроется перед тобою, в тебе же, такое страшилище, что от ужаса подымется волос. Лучше ж сделать ревизовку всему, что ни есть в нас, в начале жизни, а не в конце ее. На место пустых разглагольствований о себе и похвальбы собой, да побывать теперь же в безобразном душевном нашем городе, который в несколько раз хуже всякого другого города,-- в котором бесчинствуют наши страсти, как безобразные чиновники, воруя казну собственной души нашей! В начале жизни взять ревизора и с ним об руку переглядеть всё, что ни есть в нас, настоящего ревизора, не подложного, не Хлестакова!"

(Интересно, что и тогда многие не желали и слышать о таком прочтении пьесы; знаменитый актёр Щепкин писал автору: "По выздоровлении, прочтя ваше окончание Ревизора, я бесился на себя, на свой близорукий взгляд, потому что до сих пор я изучал всех героев Ревизора как живых людей... Оставьте мне их, как они есть... Не давайте мне никаких намеков, что это-де не чиновники, а наши страсти... Вы из целого мира собрали несколько человек в одно сборное место, в одну группу: с этими в десять лет я совершенно сроднился, и вы хотите их отнять у меня. Нет, я их вам не дам! Не дам, пока существую. После меня переделывайте хоть в козлов: а до тех пор я не уступлю вам Держиморды, потому что и он мне дорог."

2012_08_06 Начал слушать "Вести-ФМ" из Москвы; чего только не услышишь под лозунгом "А вот у них там!" Сегодня сказали, что якобы в США на любой двухполосной дороге светофоры… "А вот у нас…"

Какое-то вечное самоедство у нас.

В США просто совершенно иная система: решение, принятое в одном штате или графстве, вовсе не обязательно для исполнения в другом. Имеется строжайшее разделение власти: что правительство может делать и приказать всем, а что не может. Например, вся полиция —местная, муниципальная или графства, никак не подчинённая ни Вашингтону, ни даже местному штату. Точно так же дороги строятся штатами и/или графствами, и если кто-то где-то издал закон, обязывающий иметь такие светофоры, то это верно только в том конкретном штате, где человек побывал. (Что, понятно, не означает, что не существует общегосударственных законов — общегосударственный закон об обязательном использовании ремней безопасности в машине принимался десятилетиями!)

Л. сегодня вспоминала своего босса: тот рассказывал своим аспирантам, как ему, молодому лаборанту, поручили добыть соляную кислоту из поваренной соли. Он и занялся — совершенно забыт, что в то время уже соль йодировали повсеместно — и, понятно получил не то. А сейчас он, уже босс, вещал: "У них там и поваренная соль чище!"

2012_08_15 А что было бы, если бы господь-вседержитель создал женщину-Еву не из ребра мужчины, а из межрёберной невралгии?!

2012_12_15 Читаем классику: инженер Гарин объясняет коммунисту Шульге свою программу:

"Я тоже хочу мир перевернуть, но по-своему. И переверну одной силой моего гения. … Наперекор всему, заметьте, Шельга. Слушайте, да что же такое человек в конце концов? Ничтожнейший микроорганизм, вцепившийся в несказуемом ужасе смерти в глиняный шарик земли и летящий с нею в ледяной тьме? Или это — мозг, божественный аппарат для выработки особой, таинственной материи — мысли, — материи, один микрон которой вмещает в себя всю вселенную… Ну? Вот — то-то…

Гарин уселся глубже, поджал ноги. Всегда бледные щёки его зарумянились.

… Я предлагаю другое. Враг мой, слушайте… Я овладеваю всей полнотой власти на земле. Ни одна труба не задымит без моего приказа, ни один корабль не выйдет из гавани, ни один молоток не стукнет. Всё подчинено, — вплоть до права дышать, — центру. В центре — я. Мне принадлежит всё. Я отчеканиваю свой профиль на кружочках: с бородкой, в веночке, а на обратной стороне профиль мадам Ламоль. Затем я отбираю «первую тысячу», — скажем, это будет что-нибудь около двух-трёх миллионов пар. Это патриции. Они предаются высшим наслаждениям и творчеству. Для них мы установим, по примеру древней Спарты, особый режим, чтобы они не вырождались в алкоголиков и импотентов. Затем мы установим, сколько нужно рабочих рук для полного обслуживания культуры. Здесь также сделаем отбор. Этих назовём для вежливости — трудовиками… Они не взбунтуются, нет, дорогой товарищ. Возможность революций будет истреблена в корне. Каждому трудовику после классификации и перед выдачей трудовой книжки будет сделана маленькая операция. Совершенно незаметно под нечаянным наркозом… Небольшой прокол сквозь черепную кость. Ну, просто закружилась голова, — очнулся, и он уже раб. И, наконец, отдельную группу мы изолируем где-нибудь на прекрасном острове исключительно для размножения. Всё остальное придётся убрать за ненадобностью. Вот вам структура будущего человечества по Петру Гарину. Эти трудовики работают и служат безропотно за пищу, как лошади. Они уже не люди, у них нет иной тревоги, кроме голода. Они будут счастливы, переваривая пищу. А избранные патриции — это уже полубожества. Хотя я презираю, вообще-то говоря, людей, но приятнее находиться в хорошем обществе. Уверяю вас, дружище, это и будет самый настоящий золотой век, о котором мечтали поэты. Впечатление ужасов очистки земли от лишнего населения сгладится очень скоро. Зато какие перспективы для гения! Земля превращается в райский сад. Рождение регулируется. Производится отбор лучших. Борьбы за существование нет: она — в туманах варварского прошлого. Вырабатывается красивая и утончённая раса — новые органы мышления и чувств. Покуда коммунизм будет волочь на себе всё человечество на вершины культуры, я это сделаю в десять лет… К чёрту! — скорее, чем в десять лет… Для немногих… Но дело не в числе… —

Фашистский утопизм, довольно любопытно, — сказал Шельга. — Роллингу вы об этом рассказывали?

Не утопия, — вот в чём весь курьёз. Я только логичен… Роллингу я, разумеется, ничего не говорил, потому что он просто животное… Хотя Роллинг и все Роллинги на свете вслепую делают то, что я развиваю в законченную и чёткую программу. Но делают это варварски, громоздко и медленно. Завтра, надеюсь, мы будем уже на острове… Увидите, что я не шучу…

С чего же начнёте-то? Деньги с бородкой чеканить?

Ишь ты, как эта бородка вас задела. Нет. Я начну с обороны. Укреплять остров. И одновременно бешеным темпом пробиваться сквозь Оливиновый пояс. Первая угроза миру будет, когда я повалю золотой паритет. Я смогу добывать золото в любом количестве. Затем перейду в наступление. Будет война — страшнее четырнадцатого года. Моя победа обеспечена. Затем — отбор оставшегося после войны и моей победы населения, уничтожение непригодных элементов, и мною избранная раса начинает жить, как боги, а трудовики начинают работать не за страх, а за совесть, довольные, как первые люди в раю… (Гиперболоид инженера Гарина, гл. 86)

Какая интересная программа — и похоже, что не один Гарин был на свете; у Александра Беляева тоже два властелина мира были; о лоботомии и пр. предупреждал Замятин (МЫ), Орвелл, Хаксли. Но мы, человеки, явно читать этого не хотели, а если читали, то не желали понимать.

Интересно и то, что я много раз читал роман про Гарина — и этого текста что-то в школьных изданиях не припомню…

2012_12_25 Мы зря хаяли свою систему: оказывается, в Исландии шахматы были на полном государственном обеспечении, шахматы изучались в школе, правительство платило шахматистам зарплату — вот и имела маленькая (не более 300 тыс. населения) страна непропорционально много гроссмейстеров. А когда к власти пришли другие силы, то платить перестали, и один из сильнейших шахматистов мира Хьяртассон шахматы бросил и занялся бизнесом… (так, по крайней мере, пишет Виктор Корчной, Шахматы без пощады, М., Астрель, с. 300).