Site map — Карта сайта

Вернуться к оглавлению книги: Ю. Морозов, "ПУТИ РОССИИ"

Цитируемая литература

РАЗДЕЛ I. СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ РАЗЛИЧИЯ: ЯМАТО И ПАКС АМЕРИКАНА, ИЛИ ПРИЧИНЫ ЯПОНСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЧУДА

ГЛАВА 1. ДРЕВНИЕ КУПЦЫ ЗНАЛИ О НАЦИОНАЛЬНОМ ХАРАКТЕРЕ БОЛЬШЕ СОВРЕМЕННЫХ ПЛАНОВИКОВ (Ver. 2)

Уже в древности купцы знали: чтобы добиться успеха в торговле с другими странами, нужно принимать во внимание существующие там национальные обычаи, нормы, традиции. Было замечено, что у разных народов имеются разные представления о предпочитаемых и отвергаемых стилях одежды, жилища, цветовой гамме, о качестве товаров и их стоимости; ценность ряда товаров определялась чисто ритуальными соображениями. Так, ткани принятых в Европе расцветок или рисунков совсем не обязательно имеют спрос на Востоке. К примеру в Сирии желтый цвет означает траур, смерть в доме, поэтому его избегают, популярностью пользуются цвета индиго, красный, зеленый. В Индии красный цвет означает жизнь, деятельность, веселье; желтый символизирует Солнце, голубой считается отражением ума и правдивости. На Дальнем Востоке и Юго-Восточной Азии белый цвет — знак траура, предпочитаются желтые и сиреневые расцветки. То же относится и к рисункам на ткани или товарах: в Индии запрещено изображать коров, в Африке — львов. Влияние национальных (региональных) особенностей было замечено (не значит понято!) уже в начале XX в.: 1911 г. американская корпорация US Westinghouse Electric создала свой филиал в Великобритании — и он немедленно прогорел, ибо использовал те же приемы, что и в США. [ист.: Sombart 1951, p. 164]

Несмотря на важность и необходимость изучения социокультурных различий их экспериментальное изучение началось фактически только после Второй мировой войны (хотя первые психологические методы и методики, измеряющие межкультурные отличия, появились в США еще в 1910 г. в связи с большим притоком иммигрантов. [см. Анастази 1982]) До этого времени основные работы в этой области были посвящены описательным исследованиям по "психологии народов," "национальному характеру," примитивным первобытным культурам, особенностям восприятия и пр. (работы Вундта, Тейлора, Спенсера, Леви-Брюля, Фрезера). После войны эти исследования были связаны с необходимостью интенсифицировать использование трудовых и материальных ресурсов стран Азии, Азии и Латинской Америки развитыми странами Запада. Появление транснациональных корпораций стимулировало привлечение местных кадров менеджеров и рабочих; но уже первые попытки перенесения западной технологии и опыта метрополий в организации производства показали наличие значительных ограничений. Появилась потребность в изучении особенностей поведения людей в конкретной социокультурной среде, методиках подбора, оценки и распределения персонала на производстве и в управлении, а также в создании новой техники и технологии производства и систем управления, пригодных для людей, выросших за пределами Запада. Широкое развитие теоретических и прикладных социокультурных исследований привело к их организационному оформлению в виде Международной ассоциации межкультурных исследований (МАМИ), регулярной проводящей международные мероприятия и издающая свой журнал. Исследования ведутся по различным темам: психические процессы и состояния, психолингвистика и культура, личность и группа и их зависимость от социокультурной среды.

§ 1.1 Что видит африканец, когда ему показывают оленей и нарты.

Тема "Восприятие" — традиционно одна из главных в психологии (А. Н. Леонтьев считал ее просто центральной. [см. его предисловие к Фресс и Пиаже 1978, вып. VI, с. 5.]) Поколения исследователей сформулировали ряд законов восприятия — константность, целостность, предметность, обобщенность. [Фресс и Пиаже 1978, вып. VI; популярный обзор в Грегори 1970] Эти законы рассматривались (особенно в гештальтпсихологии) как абсолютные, верные для всех испытуемых независимо от национальности и эпохи. В своих экспериментах А. Лурия предъявлял испытуемым в Средней Азии такие, например, объекты:

Испытуемые, вопреки выводам гештальтпсихологов, отвергали утверждения экспериментаторов, что 3 и 4 сходны между собой, не воспринимая их как геометрические фигуры, а сводили к обиходу ("4 — это монета, а 3 — это Луна"). Точно также 1 и 2 не воспринимались как сходные ("1 — это часы, а 2 — нет, ведь нет точек"), зато сходны были 1 и 5, так как есть точки…[Лурия 1974]

В Вопросе 2 нашего теста была использована одна из иллюзий восприятия (Мюллера-Лайера, Mueller-Lyer, Müller-Lyer), которая верна для большинства европейцев; однако исследования неевропейских испытуемых показали, что восприятие в значительной степени обусловлено условиями существования и особенностями социализации; оказалось, что имеется достаточно тесная корреляция между наиболее привычными элементами окружающего материального мира (к которым относятся, например, здания, сооружения, предметы быта, планировка территорий) и особенностями восприятия. [см. обзор в Triandis, Brislin 1980, v. 3.] Например, зулусы в Африке живут в круглых домах, их идеалом в эстетике являются округлости — даже там, где с точки зрения европейцев следовало бы предпочесть углы. Хижины, загоны для скота, двери у них округлые, даже слово "квадратное" отсутствует в языке. У них не проявляется иллюзия Мюллера-Лайера и аналогичные ей. По-видимому, они без специальных усилий не в состоянии прийти к ряду технических идей, появившихся в Европе и связанных с "прямоугольностью" (типа декартовых координат). Поэтому для объяснения более четко выраженного проявления иллюзии Мюллера-Лайера у европейцев по сравнению с другими культурами (что впервые обнаружено было у тасманийцев в начале XX века) была сформулирована гипотеза об особенностях в восприятии представителей так называемой "прямоугольной культуры," к которой отнесены европейцы и некоторые другие. [см. Коул, Скрибнер 1977] Эта гипотеза проверялась в ряде экспериментов и получила определенное подтверждение. [см. Triandis, Brislin 1980, v. 3.] (Такие же различия имеются и по отношению к другим иллюзиям — например, горизонтально-вертикальной и пр. А здесь  — другие примеры иллюзий.)

Показательными являются эксперименты по бинокулярной диспаратности. [см. Triandis, Brislin 1980, v. 3, p. 76.] Предварительно готовятся наборы слайдов, на которых изображены предметы, значимые по данным этнографов для данной культуры. С помощью стереопары на один глаз испытуемого подается изображение-слайд, значимое для культуры А, а на другой — значимое для культуры Б. Эти изображения демонстрируются представителям культур А и Б — и хотя оба видят одновременно оба слайда, опознается, как правило, только свое. Даже когда "чужое" изображение подсвечивалось более ярко, эффект сохранялся. [см. Фресс и Пиаже 1978, вып. VI, сс. 283-284] Аналогичные эксперименты были проделаны с помощью тахистоскопа: через раз демонстрировались слайды из разных культур — с теми же результатами. Эти результаты явно связаны с полученными в опытах Шерифа, Эша и Оллпорта по выявлению влияния группы на восприятие индивидуума [Шибутани 1969, с. 13] (Пример одного варианта методики: на белом экране на некотором расстоянии друг от друга находятся отрезки 18 и 22 см. и контрольный длиной 20 см.; "подставная," заранее инструктированная группа убеждает испытуемого, что все отрезки равны по длине — и добивается успеха! [Социальные исследования 1970]

Мною в 18 группах сенситивного тренинга была использована модификация метода: заранее проинструктированная группа с успехом убеждала остальных, что на этих двух совершенно разных фотографиях двух разных людей изображено одно и то же лицо. Это означает, что уж если малая группа оказывает такое влияние на восприятие, то влияние большой должно обязательно как-то проявиться. Влияние среды демонстрируют и эксперименты Дж. Брунера: детям из семей с разным (полярным) достатком предлагалось сравнить размеры монеты и картонного кружка того же диаметра; дети из бедных семей преувеличивали диаметр монеты. [Брунер 1977, сс. 74-75] Значительные различия в восприятии пространства у представителей разных культур было показано в экспериментах по определению "зависимости от поля" с использованием методики Уиткина у ее модификаций: человек должен определить вертикальное положение стержня по отношению к произвольно расположенной рамке (вариант: испытуемый сам должен занять горизонтальное положение в специальном ящике, стенки которого разрисованы вопреки всем видимым состояниям пола и стен). Оказалось, что африканцы больше доверяют своим проприоцепторам, помогающим им ориентироваться, поэтому ложатся более горизонтально чем европейцы, у которых зависимость от поля выше и которые больше доверяют зрению. [Triandis, Brislin 1980, v. 3] Без знания окружения мы часто не в состоянии опознать даже очень хорошо знакомый объект — попробуйте догадаться, что изображено на следующем рисунке:

А ведь это та самая мельница, с которой воевал Дон Кихот на картине Пикассо!

Зависимость от поля (ЗП) и независимость (НП) оказались тесно связанными с групповым поведением личности, особенно в ситуации руководства-подчинения [Graves 1973, p. 14]: имеется высокая корреляция между ЗП и преобладающей ориентацией на принадлежность группе (аффилиацию); и наоборот, наличие НП тесно связано с ориентацией на задачу. Кроме того, ЗП связана с эффективностью лидерства — но лидерства жесткого, авторитарного типа (измеряемого в терминах "минимально оцениваемого работника" по Фидлеру); обнаружена также связь ЗП с конформным поведением в группе. Можно сделать вывод: люди, не привыкшие делать трехмерные выводы на основе двухмерного изображения (если их этому специально не обучали — например, в школе европейского типа), слабее поддаются соответствующим иллюзиям. [Брунер 1977, с. 323] Кроме того, наблюдаемые явления обусловлены "перцептивным выводом": представители разных культур различаются не перцептивными сигналами, которые они способны воспринимать, а теми выводами, которые они бессознательно делают на основе этих сигналов. Причины в том, что рисунок не является буквальным воспроизведением оригинала, в нем даются "определенные признаки, по которым … узнается объект. Если такие признаки сведены к минимуму, как в упрощенном или схематичном рисунке, то при отсутствии необходимого опыта правильное восприятие может и не последовать." [Triandis, Brislin 1980, v. 1, p. 303] Наоборот, при предъявлении трехмерного стимульного материала иллюзии не возникали вовсе. Эти выводы подтверждаются многочисленными исследованиями по восприятию направления, перспективы, а также времени в разных культурах и имеют прямое отношение к проблемам управления и экономики: человек, воспринимающий мир не так, как автор некоей технологии, порожденной в принципиально иной культуре, априори не обязан пользоваться ею. Непонимание смысла двухмерного изображения трехмерного объекта (чертежа, плана, карты) делает в ряде случаев невозможным выполнение элементарных производственных операций и даже приводит к крупным авариям. Решающим фактором при усвоении трехмерного восприятия картинок является не общее знакомство с картинками, а специальное обучение условным приемам изображения. [Коул, Скрибнер 1977, с. 95] Даже фотография близкого родственника воспринимается как нечто чуждое, непонятное и даже просто враждебное человеком, не имеющим специальной подготовки. [Коул, Скрибнер 1977, с. 86]Собственно говоря, каждая культура и порождает большое число разнообразных специальных условных приемов, "меток," образов, стилей, знаков, позволяющих лишь намеком выразить некую общую идею — например, японская или китайская живопись, театр или литература просто непонятными непосвященному. Пример различного восприятия перспективы:

Представители разных народов часто не в состоянии сообразить, на кого же направлено копье охотника — хотя в жизни они такой нерешительности не проявляют!

Однако не следует думать, что всё это относится только и исключительно к "недоразвитым" или "примитивным" народам. Следующая иллюстрация — голландская гравюра XVI в. (1566 г.); на ней изображено разрушение католического храма кальвинистами. Значит, гравюра была изготовлена в то время, когда учение о европейской перспективе было уже вроде бы всем европейским художникам известно. Однако на ней перспектива вовсе не европейская: художник никак не мог увидеть сразу все детали, одновременно и детали левой стены, и правой стены.

А на старинной персидской картине и вовсе другая перспектива ("вертикальная"); на ней изображён пророк Мухаммед, поднимающийся на небеса.

Ещё совсем недавно и в Европе на одном и том же рисунке сразу же отображалось несколько событий, отделённых друг от друга и во времени, и в пространстве. Так, на следующей иконе ( [D]) изображены синхронно события Рождества, Преображения, Распятия.

§ 1.2. Для кого звонит колокол или нужны ли крестьянину часы

Для анализа социально-экономических процессов важно восприятие времени; проведено большое число экспериментов по изучению особенностей восприятия человеком длительности, одновременности, ориентировки в последовательности событий, ориентировании в прошлом и будущем. [обзор — Головаха, Кроник 1984; Фресс и Пиаже 1978, вып. VI] Они показали, что "умение распознавать различные признаки становления" [Фресс и Пиаже 1978, вып. VI, с. 88] — основа психологии времени — зависит от статуса человека в группе, от условий проведения эксперимента, от особенностей среды:

"Психологическое время не является искаженным отражением объективного времени, а выступает собственным временим психических процессов, поскольку именно представленная в сознании (а не объективная) длительность воздействует на содержание памяти, социальной перцепции и других процессов, в частности, потребности в пище." [Головаха, Кроник 1984, с. 28]

Отсюда следует, что социокультурно сформированные (видимо, в процессе социализации) способы "представления в сознании" будут во многом определять особенности отношения ко времени и его восприятие. Действительно, городские жители воспринимают время точнее сельских, у ряда народов пунктуальность вовсе не рассматривается как добродетель, и само понятие "пунктуальность" зависит от социокультурных условий. В Европе после Ренессанса доминирует идея линейного времени на бесконечной временной прямой, которая может быть разделена на мелкие соизмеримые отрезки. Это тесно связано с появлением понятий пунктуальность, хронометраж, отсюда же идет применение календарного планирования и предельных (плановых) сроков. В отличие от монохронии (сформировавшейся в Европе), на Дальнем Востоке (Китай, Япония) устоялась идея полихронии, при которой не существует абсолютного времени — оно замещается простой чередой временных ассоциаций с конкретными событиями. Монохрония делает все события увязанными в единый временной ряд, она как бы ранжирует их по степени важности, первичности (и, наоборот, второстепенности, подчиненности). Событие однозначно описывается "меткой" — указанием времени. При полихронии различные события предстают как равно важные, рядоположные; событие уже не может быть описано своим знаком (указанием часа и минуты), поскольку нет единого времени. Событие и время выступают в нерасчлененной связи "хронотопа": у каждого события свое время. Поэтому для разных событийных рядов используются свои времена-календари, с трудом переводимые один в другой. Так, еще недавно на Руси у крестьян был свой календарь земледельческих работ, который ежегодно приходилось "настраивать" по Солнцу. [описание его в Рыбаков 1987, гл. 4] В этом не было ничего удивительного, человек осознавал множественность природных ритмов, свою включенность в мир, который с точки зрения человека не мог иметь одного преимущественного способа измерения времени. Отсюда и восторг европейцев перед открытым Эйнштейном хронотопом, вновь соединившим пространство, событие и время; и понятны попытки физиков построить модели многомерного, то есть фактически, полихронного, времени. Полихрония в отличие от монохронии приводит к тому, что переживается само событие без расчленения его на временные этапы, поэтому в таких культурах в промышленности и экономике выделяется в первую очередь главная цель без промежуточных — при жестком контроле того, что же именно сделано исполнителем (чему в немалой степени способствует малый размер фирм). В свою очередь, стремление быть в курсе всех деталей и событий, происходящих в фирме, не дает руководителям возможности создавать крупные фирмы. В Европе монохрония проявилась в стремлении руководителей хронометрировать трудовые и управленческие операции, на основе выявления того, когда сделана определенная операция, появился оперативный учет, усилились разделение труда и стандартизация: время как бы само по себе стало определять поведение человека, регулируя даже биоритмы (сон, еду).

Разное восприятие времени приводит к разному отношению к нему в системах управления. Например, опоздание выполнения работы в Европе рассматривается как нарушение и даже как оскорбление; в других регионах это может рассматриваться как норма (аналогично, отсрочка с ответом на послание может быть расценена в Европе как признак невнимания к автору, в то время как во многих странах это почитается как признак уважения и почета). Цикличность времени вызвана в ряде случаев сезонностью основных сельскохозяйственных работ и цикличностью природных ритмов, поэтому для человека, привыкшего к такой организации труда, хронометраж неприемлем, так как человек перестает ощущать себя субъектом, вынужден подчиняться часам, что приводит к появлению негативного отношения к труду и абсентеизму.

Из-за различного восприятия времени значительно разнятся и категории будущее, прогресс и пр. — место популярных в Европе "прогресса" и "эволюции" занимает на Дальнем Востоке идея цикличности. При этом главное — степень влияния человека на будущее: если в Европе утвердилась идея возможности активного воздействия человека на свое собственное и социальное будущее, то там будущее рассматривается как результат действия каких-то стихийных, внечеловеческих сил (что затрудняет долгосрочное планирование и прогнозирование). Идеи предопределенности будущего имеются и в других местах (у мусульман — фатализм, кисмет, упование на случай, предопределенности событий в этом мире; в Латинской Америке любимое словечко "маньяна" — mañana, "[оставим на] завтра, сегодня можно с этим не спешить, может быть завтра этим и вовсе не придется заниматься."[Levine, et al. 1980]) Все это заведомо делает невозможным и ненужным какое бы то ни было прогнозирование будущего, интуиция замещает расчет в экономике, предварительное планирование становится необязательным и необъективным, экономические категории неразвиты или просто игнорируются. Вместо логичного плана получается несвязный набор средств, специфичных в данной ситуации, статистический анализ подменяется здравым смыслом и интуицией.

В отличие от Европы на Дальнем Востоке вместо причинности используется понятие "подобия" и отклика "подобного на подобное" (ТУН).

Социокультурные факторы сказываются и на восприятии пространства. Они видны в дистантности в общении (в том, насколько собеседники находятся близко друг от друга), в размерах служебных и рабочих помещений (например, в арабских странах размер и расположение кабинета сотрудника никак не связан с его положением и рангом).

§ 1.3. Все ли должны знать, что дважды два — четыре?

В исследованиях А.Р. Лурия и его сотрудников, проведенном среди представителей коренных национальностей Средней Азии ещё в 20-е годы, а также в ряде других работ было показано, что в мышлении людей вне Европы имеется ряд принципиальных отличий от европейцев, и что "абсолютные" законы мышления и логики не более чем европейская особенность. [Лурия 1974] Примеры его задач:

"Отсюда до Вуадиля три часа ходьбы, до Мазара — один час, во сколько раз до Вуадиля дальше?" [условие задачи неточно соответствует действительности.]
Ответы: "Конечно, Вуадиль гораздо дальше… Мазар близко… Пешком до Вуадиля 3 часа идти? Нет, за 3 часа не дойдешь…" [отказ принять условие]

"Ну, а если бы до Мазара путь был бы 6 часов, а до Вуадиля 1 час, тогда кто пришел раньше?" [полностью неверные условия]
Ответ: "Не может человек дойти раньше до Вуадиля! Он дальше!"

Подсказка: "Мы знаем, что это неверно, это просто учитель дал такую задачу, чтобы проверить, как считают его ученики. Как сосчитать и ответить на нее?"
"Как же я могу вам сказать?! Так далеко быть не может! Я же знаю, что далекое — далеко, а близкое — близко." [Лурия 1974, гл. 5]

В другой задаче предлагалось выбрать из четырех рисунков лишний ("молоток — пила — полено — лопата"):

"Полено тоже подходит к этим вещам. Мы делаем из дерева разные вещи — двери, ручки инструментов." (В беседе выяснилось, однако, что дерево они тоже готовы назвать орудием.)[Лурия 1974, гл. 3]

Следующая задача — решение силлогизмов:

"Хлопок может расти только там, где жарко и сухо. В Англии холодно и сыро. Может ли там расти хлопок?"
Ответы: "Я не знаю… Я был только в Кашгаре… Если земля хорошая, хлопок будет там расти, но если там сыро и земля плохая, он расти не будет. Если там похоже на Кашгар, то там тоже будет расти… Знаешь, мы — мусульмане, мы кашгарцы. Мы нигде не бываем и не знаем, жарко там или холодно."

Решая другой силлогизм, испытуемые проявляли то же неумение пользоваться психологическими орудиями, имеющимися у человека, обучавшегося по программе современной европейской школы — абстрагирование, перевод в условный план, решение задачи в символах, отказ от апелляции к наглядному опыту:

Вопрос: "На Дальнем Севере, где снег, все медведи белые. Новая Земля — на Дальнем Севере. Какого цвета там медведи?"
"Медведи бывают разные… Я не знаю. Я видел черного медведя. Других я никогда не видел… Мы всегда говором только о том, что видим. Мы не говорим о то, чего мы не видели."

"Но на какую мысль наводят мои слова?"
"На твои слова может ответить только кто-то, кто там был, а если человек там не был, он ничего не может сказать на твои слова…"[Лурия 1974, гл. 3]

Повторение экспериментов Пиаже по изучению принципов сохранения вне Европы показало, что там вряд ли могли сформироваться независимо многие понятия, без которых немыслима современная наука. [Брунер, Олвер, Гринфилд 1971] (Это отнюдь не означает, что они обречены на техническую или экономическую отсталость и научный застой: в каждом регионе были сформированы свои собственные научные представления и сделаны технические открытия, не уступающие европейским. Пример: индийская логика навья-ньяя, несводимая к аристотелевой силлогистике, отражает особенности мышления Индии. [Инголлс 1974]) В экспериментах П. Гринфилд с детьми племени уолоф (Сенегал) предлагалась задача (та же, которую предлагал Пиаже в Европе): имеется три стакана, А и Б одинаковые, а В — существенно выше и уже. В стакан А налита вода, ребенок сам наливает в Б столько же воды, сколько уже в А; затем экспериментатор переливает в В всю воду из А; столбик воды там, естественно, выше, так стакан очень узкий. Вопрос: "Одинаково ли количество воды в Б и В?" Опрашивались дети трех разных групп: сельские дети, не посещавшие школу; сельские дети, посещавшие школу; городские школьники. Большинство детей первой группы отвечали: "Нет, так как вы (экспериментатор) перелили ее." (Это типично магическое мышление. [см. подробно о магии Фрезер 1983]) Старшие дети, посещавшие школу и "горожане" обычно отвечали правильно: воды поровну. [Брунер, Олвер, Гринфилд 1971, сс. 325-331]

Мышление и его результат определяются не только якобы неизменными логическими законами, а, например, тем какое место в социальной группе занимает рассуждающий (поэтому аргумент старейшины или другого значительного лица может оказаться более весомым чем очевидный вывод; или же он может определяться его опытом: "Я не ездил никуда, поэтому ничего не знаю…") Могут быть и иные социальные условия, так же независящие от условий задачи (например, в племени кпелле в споре побеждает тот, за кем осталось последнее слово. [Брунер, Олвер, Гринфилд 1971, с. 334]) Особенности мышления зависят от условий жизни и практического опыта; отсутствие у уолоф манипулятивных навыков ведет к не расчленению Социума и мира; у других племен (тив, Нигерия) пересыпание камешков или песка — постоянная практика у детей, поэтому принципы сохранения понимают почти все. [Брунер, Олвер, Гринфилд 1971, с. 331] Но и отсутствие каких-то мыслительных навыков, проявленное при решении экспериментальных задач, не означает, что в более конкретной задаче они не будут продемонстрированы (так, в одном исследовании в Африке испытуемые не могли продолжить ряд колышков: два синих, два красных, два синих, два красных и т. д. Однако выйдя на улицу, экспериментатор увидел, как один из испытуемых сажал аллею деревьев: два деревца одной породы, затем два другой, потом опять два деревца первой и т. д. [Bartlett 1937, цит. по Тульвисте 1978, сс. 87-88] То же было показано в экспериментах Лурия: не умея решать абстрактно-логические задачи, многие испытуемые благополучно решали более конкретные, если в качестве материала брались пуговицы или мотки шерсти.)

Все это показывает, что перцептивные и когнитивные механизмы и приемы являются не чем-то изначально данным человеку (и обладание чем делает его якобы выше), напротив, все они — логика, абстрактное мышление, музыкальные слух, воспринимающий "темперированный клавир" — являются лишь специфическим социокультурным изобретением; и как и любое изобретение они могут использоваться в другой группе (например, хронометраж, часы, план), а могут и не использоваться, если не находят применения (более того, изобретатели новшества не имеют никакой монополии на изобретение: ознакомившись с ним другие могут оказаться более успешными — так русские балерины успешно танцуют во французском балете, а индусы стали прекрасными программистами…) Полученные выводы вряд ли будут удивительными, если рассматривать идею Л. С. Выготского о появлении и совершенствовании в процессе антропогенеза вместе с материальными орудиями и психологических не просто как метафору: не удивляет же нас наличие орудий труда в разных регионах, выполняющих одну и ту же функцию, но имеющих совершенно разный внешний вид и устройство. Столь же изменчивы и психологические орудия; к ним Выготский отнес язык, различные формы нумерации и счисления, мнемотехнические приспособления, алгебраические символы, произведения искусства, письмо, схемы, диаграммы, карты, чертежи, условные знаки и пр.: "психологические орудия — искусственные образования, по своей природе они суть социальные, а не органические или индивидуальные приспособления." [Выготский 1981, т. 1, с. 103.]

§1.4 Красный для одного может означать желтый для другого

В связи с мышлением сразу же возникает вопрос о языке: мыслим ли мы словами или лишь выражаем свои мысли на конкретном языке? Можно ли понять человека другого народа? В Европе преобладает рационализм: всё должно быть разложено по полочкам, проанализировано и использовано в виде конечного продукта на практике. "Восточное" мышление устроено по-другому:

"Люди с Запада упорно считают, что нужно жить и мыслить, опираясь на знание истории, или "исторически." Однако же у нас, тот, кто признает значимость индуистского подхода к действительности, предпочитает жить на основе мифов. Мы считаем, что мифическая основа жизни правомерна в такой же степени, как и историческая. Более того, разве представители стран Запада не стремятся также к постижению смысла мифов и символов? Вероятно, западные общества именно потому столь восприимчивы к идеологическому и символическому манипулированию — т. е. к разного рода "причудам," что их деятельность совершенно свободна от влияние мифов." [Гуле 1985, с. 6]

Видимо, без мифа как средства иррациональной передачи социальной информации не обойтись — а для этого (при "социокультурном переводе") его надо знать. Можно привести многочисленные примеры несовпадения понятий, категорий, различия в образах, метафорах; например, в Индии женскую походку сравнивают со слоновьей как образцом грации, в Сербии жалобный вопль девушки сравнивают с шипением гадюки; в Латвии девушку невозможно сравнить с березкой, поскольку в латышском "берёза" — мужского рода (ср. ошибку Лермонтова: сосна и пальма — обе женского рода в русском, но разного рода в немецком; поэтому исчезает смысл в его известном стихотворении…) Волк ассоциируется с чем-то плохим в России, но с чем-то хорошим у тюрок; а блондин с голубыми глазами для них непривлекателен (тюркам было невозможно объяснить колокольный звон, они не знали о существовании русалок или домовых; для них пьеса Гроза — вполне логична, так как Катерина наказана справедливо…) Пример перевода на чукотский: "У берега, очертания которого похожи на изгиб лука, стоит зеленое дерево, из которого делают копылья для нарт. На этом дереве висит цепь [которая в чукотском языке всегда ассоциируется с привязанными собаками!] из денежного металла, из того самого, из которого два зуба у нашего директора школы. И днем и ночью вокруг этого дерева ходит животное, похожее на собаку, но помельче и очень ловкое. Это животное говорящее." (Это перевод пушкинского Лукоморья — см. Ст. Рассадин, "Уроки робости." Дружба народов, №7, 1986, с. 236.)

Сэпир выдвинул гипотезу, что мы не просто выражаем свои мысли языковыми средствами, но и организуем свое мышление во многом (он даже полагал, что полностью) в зависимости от языка. Это ведет по его мнению к сбору информации с помощью конкретных языковых средств, специфичных для данного региона. [Sapir 1960] Например, в эскимосском языке имеется больше слов, описывающих качество и цвет снега, чем в английском, что подтверждает версию Уорфа этой гипотезы: "Носителям одних языков легче говорить и думать об определенных вещах потому, что сам язык облегчает им эту задачу." [цит. по Слобин, Грин 1976, с. 204] Отсутствие в английском различия между ТЫ и ВЫ (в отличие от русского или немецкого) уменьшает необходимость постоянно думать о соответствии социальных статусов говорящих. Многочисленные исследования показывают, что нет "примитивных" языков (или недоразвитых народов): языковые средства используются не вообще, а для конкретных целей — и для них же изобретаются.

С языком тесно связана письменность; еще в 20-е годы XX века было обнаружено (работы Цветковой и Лурия), что иероглифы воспринимаются японцами не так, как буквы европейцами: центр письма у европейца-правши локализован в левом полушарии (отвечающем за рассудочность и рациональность). Японец же воспринимает иероглиф не как знак, а как целый образ. Недаром написание его требует значительных эмоциональных усилий, соответствующего настроя и больше похоже на искусство. [Пронников, Ладанов 1983, с. 33] В исследовании Хатта 15 студентам и 15 студенткам (все правши) тахистоскопически предъявлялись по одному иероглифы и их слоговое написание на КАНА (японская слоговая азбука). Иероглифы опознавались точнее в левом зрительном поле, а кана — в правом. Во второй серии экспериментов так же предъявлялись целые слова, написанные только иероглифами, и слова, для написания которых были использованы иероглифы и кана. Результаты показывают, что иероглифы имеют свойства, отличающие их от других форм представления вербального материала. Кроме того, по-видимому имеются социокультурные отличия между японцами и европейцами в системах обработки информации в полушариях мозга. [Hatta 1978]

Таким образом очевидно, что это отличия имеют значительные исторические и культурные корни; ведь дело в том, что первая письменность везде была пиктографической. [Кликс 1983; Фридрих 1979] Значит переход к алфавиту мог сопровождаться значительными психологическими сдвигами (возможно, тогда-то и произошло разделение полушарий — еще во времена шумеров). Но главное, индоевропейцы своей иероглифики вроде бы не имели и в большинстве заимствовали сразу алфавит — поэтому у них мог возникнуть акцент на левополушарном абстрактном мышлении взамен образного. (Возможное исключение — хетты, заимствовавшие клинопись от шумеро-аккадцев, но иероглифику имевшие свою; таким исключением могут оказаться и иероглифические крито-микенские надписи, о которых известно крайне мало.)

<<< предыдущая — ОГЛАВЛЕНИЕ — следующая >>>